- Ты кто?
- Я - Бог…
Сказанное дошло до меня через несколько секунд. Я приподнялся на кровати и сел. Хотел протереть глаза, но понял, что это излишне. Я видел его отнюдь не глазами. Просто видел, и видел хорошо.
Он выглядел совсем обычно. Честно говоря, я и сейчас не мог бы найти правильных слов для его описания. Не было в нём ничего «такого» – ни свечения вокруг головы, ни сверкающих вокруг молний, ни громогласных фанфар.
- Конечно, всё так и должно быть, - произнёс он в ответ на мои невысказанные мысли.
Как ни странно, то, что он услышал мои мысли, я воспринял как должное. Тем более, я был всецело поглощён поиском каких-либо отличительных черт, которые позволили бы мне потом утверждать, что я действительно видел Его.
- Да брось ты это, - он нисколько не казался раздраженным, - мне с тобой поговорить надо.
Он был прав, глупо было вот так, вытаращив глаза, разглядывать его. Но я был всего лишь человеком, и то, что в этом чуде, а это без сомнения было самое настоящее чудо, не находилось ничего примечательного, ставило меня в тупик. Ничто не выделило бы его из толпы – среднего роста, обычного телосложения, разве что была в нём какая-то неуловимая целостность, особого рода завершенность, да и то я не был уверен, что уловил бы её, не зная, кто он такой. В том, что он действительно Бог, я не сомневался, но он был слишком уж… человеком.
- А каких отличий ты ожидал? Ведь ты часть меня, если отвлечься от ненужных философствований, - он немного замялся, - а я часть тебя. В каком-то смысле, конечно. Мы очень похожи, может быть даже больше, чем ты ожидаешь. Отличия, в основном, состоят в…
Он смущенно улыбнулся.
- Впрочем, давай пока оставим метафизику.
Я наконец оторвал от него взгляд и огляделся. Всё как обычно. В занавески окна пробивался неяркий ночной свет. Рядом, с головой укрывшись одеялом, спала жена.
- Можешь разговаривать как обычно, она нас не услышит.
Я пожал плечами и посмотрел на пол. Рядом с кроватью стояла пластиковая бутыль с холодной водой, заботливо поставленная женой в пределах досягаемости, чтобы я с утра… А, чёрт, я же опять вчера набрался! Весь вечер пили… или ночь… не помню, как домой-то дошёл. Вот уже и глюки начались, кстати.
- Раньше говорили «Боже мой», а теперь, вот видишь – «а, чёрт», есть над чем поразмышлять, верно?
Он мягко смотрел на меня. Совсем не похожий на глюк. Точнее, совсем не глюк.
Я осторожно покачал головой. Голова не болела, да и опьянения не чувствовалось, хотя по времени, должно было бы.
- Будет, будет ещё, законы природы пока никто не отменял. Всё утро промаешься, весь день, да и на вечер останется. Просто сейчас ты немного в другом состоянии.
- Да уж… - только и нашелся я. – А, кстати, нельзя ли…
- Нет-нет, - скороговоркой произнёс он, - и не проси. Сам пил, никто не заставлял, так что, будь добр, поболей.
Я улыбнулся. Он мне нравился. Да и голова пока не болела.
- Так о чём ты хотел поговорить? Или надо на «Вы»? Или «Ваше Святейшество» какое-нибудь…
- Да нет, оставь титулы для церковников. Ответь мне – почему ты так живешь?
Я озадаченно посмотрел на него.
- Не понял…
- Ну, почему ты ТАК живешь? Ну, вот так… - он обвёл руками вокруг.
- Ну, как почему, - во мне проснулась язвительность, - тут я родился, в смысле в этой стране, а здесь принято так жить. Хотя, по нашим меркам, я-то как раз живу неплохо. У меня работа, семья, крыша над головой, зарплата вовремя…
- Я знаю, - перебил он, - и я не об этом, - он поморщился и подвигал плечами.
Я молчал, не желая помогать ему найти нужные слова. «Какой он, нафиг, Бог, когда даже мысли своей толком выразить не может».
- Я-то могу, - эхом откликнулся он, - но надо сделать это так, чтобы ты меня понял.
Удивительно, как буквально несколькими словами, он поставил меня на место. Да ещё так, чтобы не было обидно. Н-да…
- Понимаешь, ведь ты же сам знал… нет, не знал, но, скажем так, чувствовал, что… способен на что-то большее, - он, кажется, наконец подобрал нужные слова, - Ты же чувствовал, что жизнь – это не только поесть, выпить, на работу сходить и всё такое. Ты же понимал, не всегда, конечно, временами, но понимал, что что-то важное проходит мимо тебя, что-то главное, являющееся самой сутью жизни. Разве не так?
- Так. Бывало такое, - я ухмыльнулся, повторяя его слова, - временами.
- Так почему же ты ничего не сделал? - он не обратил внимания на мой сарказм.
- А что я мог сделать? – на сей раз искренне удивился я.
- Много чего. Человечество многое узнало и изобрело относительно путей духовного развития, - он всё так же тщательно подбирал слова, - ты мог бы избрать любой из них.
- Какой, например? – я внутренне замер, втайне надеясь услышать, какой же путь, по его мнению, самый-самый…
Он не поддался на провокацию.
- Да, неважно. Я не об этом. Послушай, ведь ты где-то интуитивно чувствовал, что в жизни есть что-то ещё, кроме вот этой… ну, скажем, повседневной жизни. Это раз. У тебя достаточно светлая голова для того, чтобы начать искать это что-то. Это два. Найти это… - он махнул рукой, - возможностей более чем достаточно – книги, люди, в церковь можно сходить… интернет, наконец. Это, стало быть - три. И вот тут-то, где, казалось бы, должен состояться шаг четыре – заняться духовным совершенствованием с выходом на шаги пять, шесть, семь и далее – вот тут-то ничего и не происходит. Почему?
Во мне начало подниматься раздражение.
- Почему? Конечно, тебе легко говорить, ты – Бог. А мы-то люди. Мы должны есть, пить, на работу ходить и всё такое. Духовным совершенствованием, говоришь? Вот, послушай. Я встаю ни свет, ни заря на работу. Невыспавшийся, иду умываться холодной с утра водой – так у нас водопровод работает, привыкли уже. Потом – на работу, в контору, где все занимаются кучей бессмысленных дел, где я со своими идеями и инициативами никому не нужен. «Град обречённый» читал? Ах, да… Ну так вот, я трачу там целый день, выполняя никому не нужные обязанности, обвязанные кучей условностей, бессмысленные и по сути и по форме. Потом стою в очередях, в толпе серых злых людей с каменными лицами, чтобы купить что-нибудь поесть. Потом, выжатый как лимон, иду домой, где у меня семья и, соответственно, куча связанных с этим обязанностей. Их тоже никуда не денешь. А ещё жена, которой хочется внимания, ребёнок, а ещё родственники, а ещё знакомые, а ещё и не знакомые, которым периодически тоже что-то от меня нужно!
Под конец тирады я уже почти кричал.
- Мы - люди и мы вынуждены заботиться о пропитании в первую очередь, а потом уж о душе. Так устроено наше общество, так живет наша страна и так же вынуждены жить и мы. И мы не занимаемся душой потому, что у нас нет на это ни времени, ни сил! Понимаешь?
Он молча смотрел на меня. В его взгляде не было ни осуждения, ни утешения. Потом он медленно огляделся. Его взгляд скользнул по беспорядочно сброшенной куче одежды, по бутылке воды, остановился на мне. Наконец, он поднялся.
- Понимаю, - казалось слова не шли у него из горла, - дом-работа, работа-дом… Покушал, сходил на работу, ещё покушал, лег спать. Назавтра всё то же. А в перерывах – вот это, - он кивнул на бутылку с водой.
- Правильно, - с вызовом сказал я.
- Да ведь и я о том же, - он мучительно проговаривал каждое слово.
И то ли это напряжение, с которым ему приходилось говорить, то ли ещё что-то подействовало на меня так сильно, что я навсегда запомнил его слова, даже не сами слова, а их смысл, та суть, которая крылась за этим сочетанием звуков и которую нельзя было исказить неверной интерпретацией.
Он сказал:
- А ведь если взять сухой остаток от того, что ты рассказал, то за всем этим шорохом слов не останется ничего. Совсем ничего.
Внезапно я понял, что он хочет сказать, и это понимание наполнило меня почти суеверным ужасом.
- Всё, что ты рассказал – это лишь видимость жизни. Она кажется наполненной, но на самом деле – ты НЕ ЖИВЕШЬ.
Он был прав. Слишком прав. А мне очень не хотелось, чтобы он был прав. Мне вообще не хотелось, чтобы он был. Чтобы он разговаривал со мной. И чтобы он сказал это.
- А что я мог сделать? – я выплеснул в эти слова всю свою боль и обиду на его правоту, - Ведь это же божественное предначертание, ведь это ты распоряжаешься нашими жизнями! И нашими судьбами тоже!
- Нет, - его глаза светились глубокой печалью, - неправда. Ты сам выбрал эту жизнь. Ты всегда был свободен выбирать, и это неотъемлемое право каждого человека. А я лишь хотел узнать почему, - он развел руки в стороны, - ты выбрал всё это.
Он повернулся и ушёл. Я не смотрел – куда. Чувство безысходности, вызванное его словами, было столь велико, что делало всё остальное не важным. И чем глубже я осознавал то, что он сказал, тем больше мною овладевало ужасающее чувство падения. Глубочайшего падения человека – венца творения, царя природы. Все события моей жизни и большие и малые, и прошлые и будущие уложились в его словах. И чем яснее становился их смысл, тем менее разум соглашался принять их, признать их и, тем самым, согласиться с бессмысленностью моего теперешнего привычного, сложившегося существования.
Сон, которому невозможно было сопротивляться, стал окутывать меня, не давая возможности погрязнуть в этом ужасном состоянии. Уже засыпая, я подумал, что завтра же утром первым делом сяду читать Библию.
Нет, не утром, там у меня всё равно будет жутко болеть голова. Лучше на следующий день, а нет… мы же идем в гости, давно собирались… Послезавтра… чёрт, получка же будет… На той неделе… Да, там точно начну… Ну, в крайнем случае… э-э...
Таи
20.03.2002
<- к оглавлению раздела
<- на главную станицу